— Жестоко вы с ними.

— Не мы. Драконы. С эльфов нужно сбить спесь. Но пока не получается: они и своей виной, похоже, втайне гордятся, ибо она величайшая и неизгладимая.

— Но ведь драконы ушли не только для того, чтобы преподать эльфам урок?

— Мир изменился. Драконы тоже. Если бы они остались, не ограничились бы уже ролью терпеливых наставников. Отчаявшись добиться справедливости, они подчинили бы себе Трайс и заставили бы его жить по своим правилам. Но справедливостью это уже не было бы.

Познавательная беседа, но ответов на свои вопросы я не получила.

— Ты их не задавала, — парировал бог.

— О библиотекаре ты не ответишь, а все остальное… Что случится, если мы уничтожим книгу судеб? Вернутся пропавшие, и все изменения обнулятся? Но тогда получится…

— Что ритуала не было, как и расследования, — понял мою мысль Мэйтин. — Как и последних месяцев твоей жизни.

— Да? — испугалась я, вспомнив, сколько всего случилось за это время.

— Нет, — успокоил он. — Это сложно. Скажем так, сформируется некая третья реальность, которая учтет события обеих версий. Пропавшие вернутся, основные изменения аннулируются, парадоксы разрешатся сами собой, но кое-что останется неизменным. Например, если кто-то погибнет…

— Кто-то погибнет? — встревожилась я.

— Не исключено. Ничего нельзя исключать, ты же понимаешь?

— Мэйтин…

— Я буду рядом, — пообещал он. — Но у моей власти есть предел. Я не смогу повернуть время вспять или воскресить умерших. Но… Я дам тебе еще одно чудо. Ты сама решишь какое, когда придет пора.

— Сейчас еще не пора? Вдохновил бы библиотекаря на чистосердечное признание.

— Это было бы уже не чудо, — усмехнулся Мэйтин. — Это был бы рояль.

Упругое облачко подо мной превратилось в туман, и я пролетела сквозь него, чтобы очутиться в темноте терминала.

Вот так всегда.

Убедившись, что бог не последует за мной, чтобы продолжить разговор, я нащупала стену, но, прежде чем открыла дверь, подумала, что не обязательно сразу же возвращаться к себе. Можно попробовать заглянуть куда-нибудь. Только решить, куда и когда. Я не знала ни времени, ни места, поэтому просто пожелала увидеть, с чего все началось. Расплывчатая формулировка — этак могло и в эпоху Творения занести…

Но не занесло. Пару минут я смотрела на счастливую дурочку, красующуюся перед зеркалом в свадебном платье, на мужчину и женщину рядом с ней, к которым хотелось броситься, обнять обоих, попросить прощения за все… за эту дурочку, еще не знающую, что ее ждет… и закрыла дверь.

Открыла другую и села на постели в своей комнате. Прислушалась к мерному сопению Мэг и, вытянув вперед руку, медленно разжала кулак. Оторванного в последний момент кусочка облачка я не увидела, но чувствовала его — маленький сгусток силы на ладони. Я удерживала его с минуту, а после позволила энергии впитаться под кожу, медленно-медленно, ощущая, как учащается сердечный ритм, кровь бежит быстрее и дыхание становится горячим. Не опуская руки, соединила большой и средний пальцы, потерла и улыбнулась вспыхнувшему между ними огоньку. И тут же погасила его.

Спать пора.

ГЛАВА 44

Утро понедельника было полно открытий.

Во-первых, оказалось, что на целительском я знаменитость. Благодаря практикантам обмен новостями и сплетнями между факультетом и лечебницей был налажен на высшем уровне, и девица, внезапно переведшаяся с боевого и угодившая тут же под крылышко леди Райс, не могла избежать внимания. Плюс моя работа с Грином — помнится, однажды он ляпнул что-то об особо важном задании при студентах леди Пенелопы. И падение с «Крылатого», после которого я — и тому имелись свидетели! — доставила травмированного ректора в лечебницу, а затем практически в одиночку исцелила, зарядив восстановительные амулеты. Доказывать кому-либо, что все было не так или не совсем так, по словам Мэг, было бесполезно.

Во-вторых, между лекцией по ботанике и практическим занятием по химии обнаружилось, что я подписалась под «агиткой» Стального Волка. Вернее, не я, а Черная Мамба. Точнее, Последний Дракон, чье имя стояло ниже, и, присмотревшись, можно было заметить, что оба прозвища написаны одной рукой. Я долго топталась у стенда с объявлениями, раздумывая, хотел ли он сделать мне приятное или дал понять, что в клубе я не появлюсь без охраны.

На этом моменте ко мне присоединилась Мэг и осчастливила «в-третьих»:

— Завтра вместо истории фармации слушаем доктора Грина, я тебя записала.

— Э?

— Да. Доктор Э. Грин. Вот, — подруга подтащила меня к соседнему стенду. — Ты не знала, что он читает лекции на факультете?

Знала. Но почему сейчас? И фармацевтам? Он же практикующий хирург.

В ответ мне высказали, что стоило бы интересоваться достижениями некоторых выдающихся личностей, раз уж жизнь меня с таковыми личностями свела, а Грин не только хирург, но и владелец десятка патентов на лекарственные препараты, и лекция его стояла в плане с начала семестра, только без указания времени, а теперь это время у доктора, видимо, появилось.

Действительно, говорил же он, что готовил те капли по собственному рецепту. И мышь от него сбежала, к единорогу ходить не с кем, можно вместо этого со студентами встретиться. Только…

— Не делай так, — попросила я подругу. — Пожалуйста.

— Как? — не поняла она.

— Так, — я прижала к груди сложенные лодочкой ладошки и захлопала ресничками точь-в-точь как Мэг, когда говорила о Грине. — Ты становишься похожа на одну девушку.

— Что не так с той девушкой?

— Она рыжая.

С Оливером, к которому я по устоявшемуся графику пошла после обеда, мы столкнулись в приемной. Ректор, недобро ворча, рылся в столе секретаря, вынимал документы из ящиков, рассматривал и бросал прямо на пол.

— Здравствуйте, милорд, — я бочком обошла образовавшуюся в проходе бумажную гору. — Что-то случилось?

— Я увольняюсь, — бросил он мрачно.

— Как?!

— Если завтра у меня не появится нормальный секретарь — увольняюсь!

— А где Лидия?

— Лидия… — он скрипнул зубами, проглотил все, что хотел высказать в адрес «фиалки», и закончил спокойно: — Не вышла сегодня. Оказывается, у нее такое бывает, но меня забыли предупредить.

— Я могу чем-нибудь помочь? Я же протоколист…

И кто меня за язык тянул?

Следующие два часа мы разбирали учебные планы и расписание милорда Райхона и складывали все, что он успел разбросать по приемной. Иногда к ректору заглядывали посетители, и он, не имея возможности свериться с записью, принимал всех без разбора, а бардак объяснял проказами брауни, которого в отсутствие мистера Адамса никто не подкармливал.

В это охотно верили. Что там брауни, когда по Оливеру видно, что и его в последнее время никто не подкармливает. Он похудел за те дни, что племянник находился в больнице. Щеки ввалились, сильнее обозначив высокие скулы, глубже сделалась складка между бровей. Его это не портило — напротив, добавило этакой инфернальной привлекательности. Ставшие резкими черты, жесткая линия рта и тени на веках мужчины будили во мне странные желания… Действительно странные. Увести его из рабочего кабинета, усадить на теплой кухне, картошечки с лучком нажарить по-быстрому, хрустящие огурчики выложить из банки на тарелку, сальца с чесночком подрезать. Поставить на стол запотевшую бутылку водки — не пьянства ради, а здоровья для, как любил говаривать дед…

«Жениться тебе надо, милок, — мысленно вздохнула я по-старушечьи. И добавила, вспомнив о своей секретной миссии: — На мне».

Как там говорят о пути к сердцу мужчины? С точки зрения кардиохирургии не слишком верно и довольно рискованно, но мне же не коронарное шунтирование проводить.

— Простите, милорд Райхон, вы обедали сегодня? — спросила я, когда мы закончили в приемной и перебрались в кабинет.

Оливер взглянул на меня с недоумением, словно не понял вопроса.

— Я могу принести что-нибудь из столовой, — предложила я.