— Долго вы собираетесь паясничать? — спросила я холодно.

— Планировал еще пару минут. Но если вы против… — Грин посмотрел на меня. В серых глазах не было и намека на насмешку. — Вы не спросили, что случилось с Евой Кингслей. Впрочем, это ни для кого не секрет. Но немногие знают, как с этим делом связаны вы. То ли случайная жертва, которую лишь вскользь зацепило темными чарами, то ли магическая аномалия. Зачем я рассказал вам? По многим причинам. Возможно, даже та чушь, что я сейчас нес, — чушь лишь наполовину. Но главное — я хотел, чтобы вы увидели и поняли, зачем нужны мне.

— Но что я могу?

Доктор открыл рот… и закрыл. Вздохнул, как вздыхает человек, уже потерпевший не одно поражение и близкий к тому, чтобы опустить руки.

— Не знаю. Но у меня ничего больше нет. Вы и единорог. И если я пойму, как это можно использовать…

— Если состояние миссис Кингслей связано с исчезновениями, не разумнее ли направить усилия на решение этой загадки?

— Возможно. Но я целитель. Не специалист по темной магии, не сыщик. Я делаю то, что в моих силах. Если выясню что-то, что будет полезно милорду Райхону или инспектору Крейгу, — сообщу им. Каждый должен заниматься своим делом.

А мое, значит, — быть подопытной мышью? Хотя при Оливере я занимаю ту же должность. Грин всего лишь называет вещи своими именами. И если он непричастен к изменению реальности, его мотивы вполне понятны.

Если непричастен.

Доктор — идеальный подозреваемый. Умен, амбициозен, интересуется драконами. Мог под видом анализов собрать кровь. Даже не так — ему добровольно отдавали кровь.

Но тогда что он изменил в своей судьбе? Что получил? Уникальный целительский талант? Купил возможность спасать жизни ценой других жизней? Наверное, он пошел бы на такое, если бы счел, что людьми, исчезнувшими впоследствии, допустимо пожертвовать. Чарли Лост — неудачник. Герман, напротив, — везучий лоботряс. Виктор — некромант без будущего. Мартин — расчетливый подлец. Камилла? Я вспомнила дарственную надпись на книге. Бывшая любовница, бросившая его ради другого? Нет, личная месть в придуманную схему не вписывалась. Да и схема так себе. Не похоже, что Грин многого добился. Тратит силы на спасение пациентов, спит в кабинете, бьет чашки и орет на ассистенток.

— Как вы поняли, что кровь на рукаве не моя? — спросила я, как могло показаться, невпопад. Однако вопрос имел смысл. Целитель способен опознать пятно крови на взгляд. Но без тестов определить, кому эта кровь принадлежит, невозможно. Что, если Грин «заказал» себе некие сверхспособности?

— Предположил. А ваша реакция это предположение подтвердила. Я подумал, что вы, наверное, кого-то убили.

— Что?!

— Не волнуйтесь, Бет, вы оправданы, — усмехнулся он. — Единороги чутко реагируют на преступные деяния и даже на помыслы, но к вам он подошел.

— Единороги чувствуют такое?

— Вы не знали? — в вопросе слышалось разочарование. — Я полагал, вы заинтересовались данными существами. Хотя бы почитали о них.

— У меня не было времени. Но это правда?

— Да. Будь вы убийцей, он не потерпел бы вас рядом. Даже в одном помещении. Были случаи, когда единороги сами нападали на преступников и поднимали на рога.

— А если бы я не лично убила кого-то, а, скажем, сделала бы нечто, в итоге навредившее многим людям?

— Без разницы. А вы планируете нечто подобное?

— Просто интересно.

Получается, вы тоже оправданы, доктор. И я этому, признаться, рада. Но помочь не смогу. Мои проблемы с магией не связаны с исчезновениями, сменой реальностей и состоянием миссис Кингслей. Просто я не Элси Аштон.

ГЛАВА 25

Вернувшись в лечебницу, я решила, не откладывая, встретиться с Владисом, которого, как я знала, еще не выписали. Нужно же разобраться, кто прикинулся Элизабет, чтобы пообщаться со мной через медиума?

Так что Рысь появился вовремя.

— Во что ты снова влипла? — зарядил он вместо приветствия.

Оказалось, сразу после того, как к нему пришла с моей запиской Шанна, оборотня навестили люди из полиции. Интересовались, когда он видел меня в последний раз. А к тому времени, как он нашел Мэг, блюстители закона успели побывать с тем же вопросом и у нее. Подруга сказала, что я ушла до того, как она проснулась, и до визита полицейских у нее этот факт беспокойства не вызвал.

— Надоело, что за мной следят, — объяснила я. — Встала до рассвета и выбралась через подвал. Погуляла немного, а к восьми пришла сюда.

— На тебя похоже, — проворчал друг. — А что другие будут волноваться, не подумала?

— Подумала. Как раз встретила Саймона и попросила передать записку.

— Любишь ты все усложнять, — укорил Рысь, но обмана не заподозрил: подобное вполне в духе Элси. Значит, и Оливер поверит в эту версию. Главное, ему неизвестно, что меня не было всю ночь.

Предложение вместе навестить Владиса оборотня удивило. Пришлось объяснить, что медиум сказал нечто странное во время последней встречи, и я хочу понять, выдал ли его «гость» пророчество или наплел ерунды. Рысь не сомневался, что ерунды, но к соседу заглянуть согласился.

— Только он ничего не скажет. Мы с Россом и Тоби были у него вчера. У него еще эти железки.

Да, «железки», фиксирующие вывихнутую челюсть, Владису еще не сняли. Это мешало не только говорить, но и питаться нормально: парень, и до болезни худой, сейчас совсем отощал. На вытянутом лице одни глаза остались. Зато сейчас, в отличие от предыдущих встреч, эти глаза были живыми и разумными, а когда мы с Норвудом вошли в палату, в них отразилась радость.

— Здорово, приятель, — негромко, чтобы не разбудить дремавшего на соседней койке пожилого мужчину, приветствовал соседа Рысь. — Как ты тут?

«Как видишь», — приподнявшись на кровати, медиум развел руками.

— Это ненадолго, — уверил оборотень. — А мы… Вот, — он выдвинул меня вперед, — Элизабет. Вы не знакомы. Вернее, она тебя знает, а ты ее, кажется, нет.

Владис присмотрелся ко мне и покачал головой.

— Теперь знаешь, — улыбнулся Рысь. — Элси хотела с тобой поговорить… как-нибудь…

— Мы с вами виделись неделю назад, — начала я. — И вы… вернее, не вы, а кто-то через вас сказал мне кое-что. Я хотела бы узнать, кто это был. Если вы помните, конечно.

Медиум покачал головой.

— Не помните?

— У-у, — кивнул он. Заворочавшись, сунул под подушку руку и вытащил толстую тетрадь в клетчатой обложке.

Не запоминает, но записывает!

— A-да ы-о?

— Он спрашивает, когда это было, — перевел Рысь, хоть в том и не было нужды.

Я назвала дату, и Владис нашел нужную страницу. Ткнул пальцем:

— А-и!

Почерк у него был неразборчивый, с таким только на целительском учиться.

— Тихорис? Тино… Тиморис?

— У-у.

— Тиморис рассеянный, класса «С»? Что это?

Владис задумался. Некоторые понятия не объяснить на пальцах.

Я вытащила вложенный между страниц тетради карандаш и протянула медиуму.

— Так будет быстрее.

— У-у! — согласился парень. Вырвал чистый лист и что-то быстро записал. Сложил, отдал мне и мотнул головой, показав на оборотня. — Э-э!

— Ему нельзя читать?

— Э-э.

Рысь был бы не Рысь, если бы не попытался узнать содержание записки. В коридоре он в прямом смысле припер меня к стенке и заявил, что ему не нравятся такие секреты.

— Ты же говорил, что это ерунда, — напомнила я, спрятав бумажку за спину.

Наставница все еще злилась на Грина и, видимо, на меня за то, что я ушла с ним без объяснений, но сама этих объяснений не требовала, и, вернувшись в кабинет, я уселась в своем углу, закрылась учебником и развернула записку.

«Встретимся, когда меня выпишут?» — гласила таинственная надпись.

«Не дождешься!» — написала я поверх каракуль Владиса и, смяв, отправила записку в корзину. Он же медиум, должен почувствовать ответ. Достала чистый лист и записала вычитанное в клетчатой тетрадке название. Схожу в библиотеку и найду по каталогам. Знать бы еще, в каком разделе искать.