Рыжая оказалась не такой дурой, как можно было заподозрить. Прошипела что-то и вылетела в коридор, по пути чуть не сбив с ног Крейга.

Тот посторонился, пропуская девицу, вошел в кабинет и прикрыл дверь.

— Не берите в голову, мисс, — сказал мне с отеческой лаской. — Не ей вам о протекции говорить… Услыхал случайно, не обессудьте. Эту красавицу миссис Ридли Эду подсунула, та, что старшей сестрой здесь. Она дама толковая, дела ведет справно, ему ей отказать неудобно было, да и Анабель, как назло, уехала. Вот та большая умница была и с доктором нашим школу прошла хорошую. Он ить не только за-ради кофе девчонок берет, учит потихоньку… И парней бы брал, так у тех же гонор, и у Эда гонор, вот и не держатся они при нем. А с девчонок, говорит, будет толк… С девушек, в смысле. Только не с этой. Потерпит он ее еще немного и спровадит по-хорошему…

— Простите, инспектор, мне это не интересно.

— Понимаю, — закивал он. — Болтаю много. Находит иногда… А чашки новые Эд вон в том шкафчике держит, — подсказал, когда я зажгла спиртовку. — Беда у него с ними, бьются часто. Так я за обычай взял чашками с ним расплачиваться. Приду ногу починить — несу чашку. И сладостей каких. Доктор наш до сладостей падкий, особенно как полечит кого…

— Я спрошу у леди Пенелопы, — пообещала я, поняв намек.

— Спросите-спросите, — пробормотал себе под нос Крейг.

— Можно и вас спрошу? Кем мистер Адамс приходится милорду Райхону? Если это не тайна, конечно.

— Да какие тайны, — отмахнулся инспектор. — Все знают. Разве что кроме студентов — тем оно ни к чему. А то станут, как девица давешняя, болтать, что ректор племянничка на теплое место пристроил.

— Он его племянник?

— Сын старшей сестры. Покойной.

— Понятно.

— Да в том-то и дело, что непонятно, мисс, — нахмурился старик. — Непонятно, чего библиотекарь добивался. Только вас устранить или еще чего. К примеру, Оливера дестабилизировать.

— В каком смысле?

— В том смысле, что, если мастер проклятий уровня Оливера Райхона потеряет контроль, нам уже не до стертой реальности станет — будем думать, как эту сохранить. А тут уж больно много совпадений получается. Если бы Джерри приказали просто убить, он бы вас скорее проклятием достать попытался. Малефик он, как и дядюшка, и неслабый. Был бы слабый, мы бы с вами, мисс, не разговаривали, а так — сумел чужие чары пересилить… А матушка его общую теорию с горем пополам осилила. Совсем они с братцем разные были, даже внешне. Оливер отцовскую кровь взял, южную. А Вирджиния в мать-северянку пошла. На вас чем-то похожа была: такая же светленькая, тоненькая, росточком только пониже… Убили ее. В Ньюсби, в гостиничном номере. Горло перерезали. А тело Оливер нашел. Понимаете, к чему я, мисс?

Я представила себя… нет, не себя — девушку с распоротым горлом, лежащую на ковре в приемной ректора. Представила, как он увидел бы ее, выглянув на шум. Тут уж не станешь сверять рост, да и забрызганного кровью лица не разглядишь — только светлые волосы, тонкую фигурку и кровь, много-много крови.

Оливер сильный, а в жизни случаются трагические совпадения…

Но потом он увидел бы убийцу. Или еще одно тело на полу.

— Понимаю.

Мой ответ прозвучал спокойно, и руки, когда я сняла вспенившийся кофе с огня, не задрожали. Мне всего лишь оцарапали шею. Я даже испугаться толком не успела. Я не истекала кровью на хирургическом столе и не сходила с ума под дверью операционной в страхе за жизнь родного человека… не в этот раз…

— Попозже продолжим, мисс, — сказал инспектор. — Схожу посмотрю, как там…

— Хорошо.

Хорошо, продолжим. И «там» тоже все хорошо.

Я положила в кофе сахар и поставила чашку на стол. Сходила в кабинет леди Пенелопы. Она куда-то отлучилась, но в шкафу обнаружились кусочек бисквита и плитка горького шоколада. Подумав, что наставница не будет возражать, взяла то и другое, отнесла к Грину и оставила рядом с кофе.

Самого доктора я увидела, когда выходила из кабинета. Вернее, сначала почувствовала. А он, заметив меня, остановился в конце коридора. Далеко, но я видела, как он бледен, темная щетина лежит пыльным налетом на щеках, глаза блестят от усталых слез, и еще сильнее обозначилась горбинка на тонком, хищно изогнутом носу…

Шагнула навстречу, но вовремя одумалась.

«Ваш кофе готов», — сказала мысленно, кивнув на дверь кабинета.

«Все-таки вы идиотка», — наверное, подумал он.

К прерванному разговору, как и обещал инспектор, мы вернулись. Но сначала пришла от своих рожениц леди Пенелопа, заварила мне большую чашку чая на травах и поставила на стол не найденное мною, а потому не доставшееся Грину печенье. Потом достала салфетку и пузырек с маслянистой жидкостью и в прямом смысле стерла с моего лица и шеи саднящие полоски порезов. Никаких вздохов и ненужных причитаний, и даже жалость во взгляде, которую я отмечала в последнее время, ей удалось спрятать.

Когда подошел Крейг, наставница сварила ему и себе кофе. Себе налила со сливками, инспектору щедро плеснула в чашку бренди.

Так, под видом дружеского чаепития, мы и обсуждали сегодняшнее происшествие и дела давно минувших дней. Вернее, одно давнее дело.

Вирджиния Райхон, сестра Оливера, никак не проявила себя во время учебы, и сейчас о ней никто в академии не помнил бы, если бы не брат и не трагическая история ее смерти, которой предшествовала, в общем-то, банальная история жизни. Джинни была на одиннадцать лет старше брата, но, несмотря на разницу в возрасте, по словам Крейга, они были очень близки. Их мать умерла вскоре после рождения Оливера, а отец занимал ответственный пост в министерстве и не мог уделять достаточного внимания сыну, оставив это нянькам и не по годам умной и серьезной дочери. Даже учась в академии, она срывалась домой при каждой возможности, чтобы повидаться с братом.

В последний год учебы умненькая Джинни, от которой никто не ожидал подобного, влюбилась в сокурсника и скоропалительно вышла за него замуж. Отца она поставила в известность постфактум, понимая, что согласия на брак с выходцем из низов, не лучшим образом зарекомендовавшим себя в академии, родитель не дал бы. По воспоминаниям инспектора, который, казалось, знал и помнил каждого учившегося или работавшего в академии на его веку, Лесли Адамс отнюдь не был воплощением людских пороков и коварным соблазнителем. Он был рвачом. Слабенький маг-теоретик, с горем пополам набиравший необходимый для получения стипендии балл, не мог рассчитывать на сколь-нибудь удачную карьеру, а потому, когда судьба в лице Джинни Райхон улыбнулась ему, он ухватился за шанс на безбедное будущее обеими руками. Отец новоиспеченной миссис Адамс не лишил дочь приданого и от дома не отказывал, лишь предупредил, что всегда рад ей, но не ее супругу. Вирджиния отреагировала предсказуемо: разругалась с родителем и уехала с мужем в его родную глухомань. Несколько лет они, как говорят, даже были счастливы: денег хватало, родился сын. А после начались проблемы. Какие — никто тогда не знал. Вирджиния не жаловалась даже Оливеру, с которым поддерживала теплые отношения и активную переписку, и приезжала неоднократно в академию, чтобы, по словам Крейга, вправить братцу мозги. Прошел не один год, прежде чем Джинни решилась обратиться к отцу. Попросила его принять их с сыном на время. Объяснила это тем, что у Джереми обнаружился дар, а в провинции нелегко найти учителей. Лорд Райхон, уставший от затянувшейся размолвки, с радостью согласился. Джереми отправили к нему тут же, а Вирджиния хотела сначала встретиться с братом, тоже якобы по вопросам обучения начинающего мага. Якобы…

Лесли Адамс ввязался в какую-то сомнительную аферу и мало того, что задолжал большую сумму серьезным людям, так еще решил их обмануть. Кинуть, как говорят в моем мире. А методы у серьезных людей во всех мирах одинаковы. Дело было уже не в возвращении долга, а в том, чтобы показательно наказать обманщика и его близких, дабы другим неповадно было. Лесли повесили на крыльце его дома. Вирджинию нагнали уже в Ньюсби, городке в десяти милях от академии. Оливер не успел на встречу с сестрой всего на час.